(в связи с принятием Федерального закона "О присоединении Российской Федерации к Конвенции УНИДРУА о международном финансовом лизинге” № 16-ФЗ от 8.02.1998 г.)
Конвенция о международном финансовом лизинге разрабатывалась Международным институтом по унификации частного права (UNIDROIT), с привлечением представителей ассоциаций лизинговых компаний, известных правоведов, правительственных экспертов из многих стран, с 1974 г. по 1988 г. Окончательный текст ее был одобрен 28 мая 1988 г. в Оттаве на конференции с участием 55 государств, в том числе СССР.
Институт УНИДРУА – межправительственная организация, находящаяся в Риме. Ее рабочими языками являются английский и французский. Поэтому Конвенция о лизинге, как и другие конвенции УНИДРУА, составлена на этих двух языках.
Оттавская конвенция, как ее часто называют, Не путать с “родственной” Конвенцией УНИДРУА о международном факторинге, согласованной на той же конференции в Оттаве вступила в силу 1 мая 1995 г. и в настоящее время действует в отношении Франции, Италии, Нигерии, Венгрии, Панамы, Латвии, России и Белоруссии.
Франция, Италия, Нигерия и Панама ратифицировали Конвенцию, соответственно, в 1991 г., 1993 г., 1994 г. и 1997 г. Венгрия в 1996 г., Латвия в 1997 г., а Белоруссия в 1998 г. - присоединились к Конвенции. Следующие страны в свое время подписали, но пока не ратифицировали Конвенцию: Бельгия, Гана, Гвинея, Марокко, США, Танзания, Филиппины, Финляндия и Чехословакия.
Неспешное расширение круга государств-участников Конвенции (пока их только 8) - обычное явление для международных документов подобного рода. Многие страны, имеющие развитое внутреннее законодательство по лизингу, вынуждены проводить детальный анализ соответствия этого законодательства нормам Конвенции и при необходимости вносить в него поправки. Действует и фактор различной заинтересованности стран - в силу их неодинаковой вовлеченности в операции международного лизинга, наличия у отдельных стран уже наработанной практики международных лизинговых сделок и др.
Основная цель, которую ставили перед собой разработчики Конвенции - унификация правового регулирования отношений, возникающих в связи с осуществлением сделок международного финансового лизинга. Конвенция о лизинге не затрагивает узких финансовых и иных сугубо практических аспектов лизинговых сделок. Она скорее представляет собой их общетеоретическую базу.
Несмотря на относительную краткость, Конвенция о лизинге является весьма сложным юридическим документом. Рядом своих положений и формулировок она связана с Конвенцией ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г. и Конвенцией о представительстве при международной купле-продаже товаров, подписанной в Женеве в 1983 г. Конвенция “состыковывает” нормы систем англосаксонского и континентального права, учитывает интересы как лизинговых компаний, так и компаний-пользователей.
Данная Конвенция создает свод наиболее общих правил регулирования лизинговых сделок, который может дополняться сторонами сделки с учетом конкретных условий. Конвенция допускает возможность неприменения ее положений в целом в случае согласия на это каждой из сторон договора поставки и договора лизинга. Она также содержит диспозитивную норму, позволяющую сторонам отступать от тех или иных положений Конвенции, кроме специально оговоренных по тексту.
Для лучшего понимания содержания Конвенции важно иметь представление о мотивах, которыми руководствовались ее разработчики.
Авторы Конвенции о лизинге исходили из того, что финансовый лизинг - это институт “особого рода” (“sui generis”), сочетающий в себе элементы договора передачи оборудования во временное пользование, договора купли-продажи, а также договора “условной продажи”.
Они обращали внимание на центральную роль, которую играет в трехсторонней лизинговой сделке пользователь, - он самостоятельно выбирает оборудование и поставщика. Лизингодатель же выступает в качестве только номинального собственника этого оборудования и имеет в сделке чисто финансовую заинтересованность - обеспечение должного возврата на вложенные им средства.
Специалисты, разрабатывавшие Конвенцию, также указывали на близкое соответствие периода, на который заключается договор между лизингодателем и пользователем, сроку полной амортизации оборудования, что подтверждает финансовую, а не какой-либо иную, роль лизингодателя.
Рассмотрим кратко основные положения Оттавской конвенции.
Данный документ содержит преамбулу и три главы: “Сфера применения и общие положения”, “Права и обязанности сторон”, “Заключительные положения”. Всего в нем 25 статей.
Конвенция касается тех сделок финансового лизинга, при которых предприятия лизингодателя и пользователя находятся в разных странах. Местонахождение лизингодателя и пользователя, а не поставщика и пользователя, было выбрано определяющим при решении вопроса, носит ли трехсторонняя лизинговая сделка международный характер, поскольку договор лизинга является ее наиболее важной составляющей частью.
Конвенция дает описание сделки финансового лизинга (ст.1), базирующееся на определении, принятом Европейской федерацией ассоциаций лизинговых компаний в 1977 г.
В связи с тем, что в одних странах включение в договор лизинга опциона на покупку оборудования необязательно, в других - обязательно, а в третьих - заставляет квалифицировать его как договор “аренды-продажи” или “условной продажи”, было согласовано, что Конвенция применяется “независимо от того, есть ли у арендатора или приобретет или нет арендатор впоследствии право купить оборудование или продолжить пользоваться им на условиях лизинга в последующий период” (ст.1).
Сделки финансового лизинга на недвижимость (“real estate”) и на оборудование, предназначенное для личных, семейных или домашних целей, не регулируются Оттавской конвенцией.
Недвижимость не была включена в сферу регулирования Оттавской конвенцией главным образом по двум причинам: относительно малой доли сделок с недвижимостью в операциях международного финансового лизинга и трудностей в их международной унификации. Упоминание в ст.4 Конвенции “земельного участка” относится к лизингу крупного оборудования, которое может стать “принадлежностью земельного участка” или быть “присоединено к земельному участку”.
Под действие данного юридического документа, по определению, не подпадают оперативный лизинг и краткосрочная аренда (“renting”). При этом, однако, следует учитывать существующую в ряде случаев нечеткость границ между оперативным и финансовым лизингом и обращать внимание не столько на используемое название, сколько на содержание сделки. Это замечание, в частности, относится к некоторым сделкам “оперативного” лизинга самолетов.
Конвенция также не касается возвратного лизинга (“sale and lease-back”), практикуемого в первую очередь в операциях с недвижимостью. В сделках возвратного лизинга не 3 и более, а 2 стороны.
Важно, что действие Конвенции распространяется на сублизинг и лизинг с высокой долей заемных средств, или акционерный лизинг (“leverage leasing”). Сублизингу посвящена ст.2, а акционерному лизингу, отличительной чертой которого является участие в финансировании лизинговой операции совместно с лизингодателем еще нескольких сторон, - ст.14.
В процессе согласования текста Конвенции не раз вставал вопрос о целесообразности включения в нее специальных положений о сделках с наиболее традиционными формами передаваемого в международный лизинг оборудования: самолетами (и отдельно - авиационными двигателями), судами и подвижным составом. В окончательном тексте они упоминаются как таковые только в части ст.7, касающейся применимого права, подпадая в других статьях под категорию средств производства (“capital goods”).
Разработчики Оттавской конвенции хотели распространить ее действие на сублизинг, поэтому в той же ст.7 по отношению к лизингодателю употребляется термин “вещные права” (“real rights”), а не “права собственности” (“title”).
Статья 7 регулирует права лизингодателя на переданное в лизинг оборудование по отношению к “доверительному собственнику при банкротстве” лизингополучателя и кредиторам лизингополучателя в случае банкротства последнего. Она указывает, что если по применимому праву указанные права лизингодателя действуют только при соблюдении им норм о публичном уведомлении (“public notice”), то эти права будут действительными лишь при соблюдении таких норм, и определяет применимое право по различным категориям оборудования (государства регистрации оборудования, государства местонахождения основного коммерческого предприятия пользователя или государства местонахождения оборудования).
Формулировки ст.7 в том виде, в котором они вошли в текст Конвенции, были выработаны в ходе сложных дискуссий между представителями систем англосаксонского и континентального права, в особенности по вопросу об оповещении третьих лиц о действительном собственнике оборудования. Последнее весьма важно при банкротствах лизингополучателя и при продаже им оборудования добросовестному покупателю. Получился несколько “урезанный” вариант, отражающий ситуации с банкротствами, но оставляющий регулирование случаев неправомерного отчуждения оборудования третьим лицам за национальными законодательствами.
В п.1 ст.8 зафиксировано одно из ключевых положений Конвенции - об освобождении лизингодателя-собственника оборудования от ответственности за ущерб или убытки, причиненные этим оборудованием лизингополучателю или третьим лицам. Исключение составляют случаи, когда лизингополучатель “полагался на опыт и суждение лизингодателя, и вследствие вмешательства последнего в выбор поставщика или спецификаций оборудования”.
Данное положение логически вытекает из отмечавшихся выше самостоятельной роли пользователя при выборе оборудования и поставщика и, как правило, не более, чем только финансовой роли в сделке лизингодателя.
Пункт 2 ст.8 определяет обязанности лизингодателя по обеспечению пользователю “спокойного владения” оборудованием. Из него следует, что лизингодатель несет ответственность за нарушение “спокойного владения” тогда, когда лицо, предъявляющее требования в отношении оборудования и доказывающее свое преимущественное право, действует по уполномочию суда. Существенно, что п.3 этой статьи не позволяет сторонам договора о лизинге отступать от положений п.2 “постольку, поскольку преимущественный титул, право или претензия являются результатом умышленного действия, грубой небрежности или упущения лизингодателя”.
Пункт 3 ст.8 в процессе согласования текста Конвенции вызывал большие споры. Дело в том, что в национальных законодательствах стран “общего права” и континентального права разнится “планка” ответственности лизингодателя за нарушение обязательств умышленно или по небрежности (во многих странах второй группы она несколько выше). Помимо этого, страны, имеющие крупные лизинговые компании, активно действующие на международных рынках (США, Великобритания, Япония), в определенной мере отстаивали и их интересы. А страны, больше экспортирующие, чем импортирующие оборудование по схеме лизинга, стремились в первую очередь учесть интересы компаний-пользователей.
Выражением достигнутого “баланса интересов” стало включение в текст Конвенции дополнительной ст.20, позволяющей государству-участнику заменить положения п.3 ст.8 положениями своего внутреннего права, “если его внутреннее право не разрешает лизингодателю исключать свою ответственность за нарушение обязательств умышленно или по небрежности” (в отличие от “грубой небрежности”).
Соответствующую замену п.3 ст.8 произвела при ратификации Конвенции в 1991 г. Франция. То же самое, с учетом положений ст.401 Гражданского кодекса РФ “Основания ответственности за нарушение обязательств”, сделала и Россия. Федеральным законом о присоединении к Конвенции предусмотрено заявление о том, что Российская Федерация вместо положений п.3 ст.8 будет применять нормы своего гражданского законодательства.
Другим важнейшим положением Конвенции, развивающим п.1 ст.8, является распространение обязанностей поставщика по договору поставки и в отношении лизингополучателя, как если бы последний был стороной такого договора, а оборудование поставлялось непосредственно ему (ст.10). Таким образом, Конвенция позволяет пользователю непосредственно обращаться с претензиями по оборудованию к поставщику. Поставщик, необходимо отметить, согласно определению сделки финансового лизинга, данному в ст.2, заранее осведомлен о том, что оборудование приобретается у него для передачи по договору лизинга пользователю.
В конструкцию оси “поставщик-пользователь”, выстраиваемую Оттавской конвенцией, входят еще две нормы, содержащиеся в ст.10: поставщик не несет ответственности одновременно перед лизингодателем и пользователем за один и тот же ущерб, пользователь не вправе прекратить действие договора поставки или аннулировать договор поставки без согласия лизингодателя.
Статья 12 наделяет пользователя средствами правовой защиты и для случаев ненадлежащего исполнения своих обязательств лизингодателем. Среди них: право отказаться от оборудования или расторгнуть договор лизинга, приостановить периодические платежи, получить обратно при расторжении договора лизинга ранее выплаченные суммы за вычетом стоимости тех выгод, которые пользователь извлек из оборудования.
Статья 13, с другой стороны, ограждает интересы лизингодателя. При нарушении договора пользователем лизингодатель может потребовать причитающиеся ему невыплаченные платежи с начислением процентов и убытков. А если это нарушение является “существенным”, то и большего, вплоть до расторжения договора лизинга, восстановления владения оборудованием и “возмещения убытков в таких суммах, которые поставили бы лизингодателя в положение, в котором он находился бы при выполнении пользователем договора лизинга в соответствии с его условиями”.
Авторы Конвенции не расшифровывают, что есть “нарушение договора” (“default”) и “существенное нарушение договора” (“substantial default”), оставляя это для договаривающихся сторон.
Статьи 15-25, составляющие заключительные положения Конвенции, в значительной мере совпадают с соответствующими положениями других международных конвенций.
Конвенция вступает в силу для присоединяющихся стран в первый день месяца, следующего после истечения шести месяцев с даты сдачи на хранение депозитарию (Правительству Канады) документа о присоединении.
Анализ Конвенции УНИДРУА о международном финансовом лизинге показывает, что она не противоречит российскому законодательству. Вместе с тем, Оттавская конвенция содержит более подробное регулирование лизинговой деятельности, чем Гражданский кодекс РФ. В частности, Конвенцией регулируются вопросы сублизинга (ст.2), правоотношения “доверительного собственника” и лизингодателя при банкротстве пользователя (ст.7), вопросы освобождения лизингодателя от ответственности перед третьими лицами за вред, причиненный им оборудованием (ст.8), обязанность пользователя проявлять заботу по поддержанию оборудования в надлежащем состоянии (ст.9), некоторые вопросы ответственности пользователя перед лизингодателем и лизингодателя перед пользователем (ст.12 и 13) и др.
Эти положения Конвенции могут быть учтены в дальнейшем при разработке новых актов в рамках российского “лизингового” законодательства (частично это уже сделано в Федеральном законе “О лизинге” № 164-ФЗ от 29.10.1998 г.).
Завершая комментарий к Конвенции о лизинге, коснемся отдельных аспектов ее перевода на русский язык.
Параграф 6 Главы 34 “Аренда” части второй Гражданского кодекса РФ, описывающий сделки, именуемые в англоязычных странах как “financial leasing” (“финансовый лизинг”), носит название “Финансовая аренда (лизинг)”. Из названия параграфа, строго говоря, следует, что “финансовая аренда” и “лизинг” - одно и то же. Очевидно, имеется в виду т.н. “подлинный лизинг”. Между тем, “лизинг” в практике зарубежных стран - широкое понятие и бывает различных видов: например, “финансовый”, “оперативный”, “акционерный”. Поэтому, чтобы избежать искажений, название Конвенции было переведено: “Конвенция УНИДРУА о международном финансовом лизинге” (как и звучит в английском варианте), а не “Конвенция УНИДРУА о международной финансовой аренде (лизинге)”.
В настоящее время лизинг все более отдаляется от арендных отношений, оформляясь как самостоятельный институт в праве. Об этом говорится и в преамбуле Конвенции: “правовые нормы, регулирующие традиционный договор аренды, нуждаются в адаптации к самостоятельным трехсторонним отношениям, возникающим из сделки финансового лизинга”. Данный факт - еще один аргумент в пользу правомерности использования в российских документах термина “лизинг” и его производных.
Тем не менее, учитывая терминологию ГК РФ и во избежание сложностей при прохождении проекта соответствующего федерального закона через Госдуму, встречающиеся неоднократно по тексту Конвенции термины “lessor” и “lessee” переведены в официальном русском варианте (в отличие от настоящего Комментария) как “арендодатель” и “арендатор”, а не как ставшие употребительными в нашей стране “лизингодатель” и “лизингополучатель” (“пользователь”).
